Евгений Воробьёв.

"Последние выстрелы".

Серия "Дедушкины медали".

"За взятие Кёнигсберга".

Рисунки П. Пинкисевича.

 

Медаль «За взятие Кёнигсберга» учреждена 9 июня 1945 года. Кёнигсберг был важнейшей крепостью на востоке Германии. Огромных усилий, массового героизма советских воинов потребовал штурм этой крепости фашистов.

Теперь на месте разрушенного Кёнигсберга вырос социалистический город Калининград.

 

Город-крепость.

Великая Отечественная война шла к победному концу. Советским офицерам выдали в марте 1945 года новые военные карты. На них значился город Кёнигсберг. В верхнем углу карты плеснуло голубым прибоем Балтийское море.

В переводе с немецкого Кёнигсберг – Королевская гора. Может, давным-давно в этих местах и была гора, а может так стали называть небольшой холм после того, как построили на нём Королевский замок.

Когда наши армии вышли к Балтийскому побережью, а железные дороги и шоссе были перерезаны, вражеский гарнизон оказался в полуокружении. У фашистов оставался для бегства только морской путь.

Нашим командирам всё важно знать: какие улицы перегорожены баррикадами, какие колокольни, шпили фашисты используют для наблюдения и обстрела, какие рвы перед крепостными стенами заполнены водой.

Наши разведчики собрали точные сведения о гарнизоне крепости. Сто тридцать тысяч солдат. Четыре тысячи орудий. Огромные склады боеприпасов, запас продовольствия на четыре месяца. Разведчики узнали, где стоят батареи противника, где минные поля, противотанковые рвы, проволочные заграждения, траншеи, подземные ходы сообщения.

Кёнигсберг опоясан кольцевым шоссе. Шоссе связывает между собой пятнадцать фортов – маленьких крепостей. Это первый пояс немецкой обороны.

Был ещё второй оборонительный пояс, он проходил по окраинам города.

А последний, третий пояс обороны – девять старинных укреплений – сторожил центр старого города, там высился Королевский замок.

За четыре года войны нашим войскам ещё не приходилось штурмовать такую крепость.

 

Перед штурмом.

Письменных приказов – когда и где начнётся штурм – командирам не разослали. Важно было сохранить военную тайну. Командующий фронтом маршал А. М. Василевский передал приказы устно четырём командарма – генералу К. Н. Галицкому, А. П. Белобородову, И. И. Людникову и Ф. П. Озерову. Было решено – сильными ударами с северо-запада и с юга рассечь вражеский гарнизон и овладеть центром города.

За неделю до штурма командармов и других генералов пригласили в штаб фронта. Штаб находился в густом лесу, в старинном замке. Приглашённые вошли в большой зал и увидели огромный макет города-крепости, с которым им предстояло ознакомиться.

Генерал И. Х. Баграмян вооружился двухметровой указкой. Позже он вспоминал: «Создавалось такое впечатление, будто мы шагаем по предместьям и улицам города и внимательно разглядываем места, где скоро должны проложить дорогу наши воины».

Чтобы не заучивать трудных немецких названий, чтобы не возникла путаница в часы штурма – офицеры штаба пронумеровали все кварталы города, все укрепления.

Водовоз.

Если умело замаскировать свой наблюдательный пункт и смотреть оттуда на позиции немцев в стереотрубу или полевой бинокль, можно увидеть много интересного.

Командиру 97-го Гвардейского полка Булахову было известно о противнике немало. На его карте отмечено всё, что за последние недели подсмотрели, засекли наблюдатели.

Он знал, где фашисты прячут пушки, пулемёты, миномёты. Знал, что под сгоревшим танком сидит немецкий снайпер. Знал, что за стогом сена прячется зенитка. На командирскую карту нанесено девятнадцать огневых точек противника и четыре минных поля.

Осталось только узнать: старые ли по прошлым боям «знакомые» перед ним? Или немцы сменили полк? Конечно, минное поле с места на место не перенесёшь. А вот пулемёты, пушки в новом полку могут скрытно переставить на другие позиции. И снайперов перепрятать. И зенитки установить по новому адресу.

Наблюдатели уже не раз видели – по воду ездит или рыжебородый немец или немец в очках. Однако седоусый разведчик Кузовкин заметил, что лошадёнка, впряжённая в повозку с бочкой, та же: низкорослая, с вечно опущенной мордой. Оглобли для неё слишком длинны и сильно торчат вперёд.

Молоденький солдатик Антось – его недавно приняли в свою семью разведчики – упросил Кузовкина взять в «секрет».

У Антося, увезённого на каторжные работы в Германию и недавно освобождёнными нашими, были свои счёты с фашистами. Антосю не терпелось взять на мушку и «снять», как говорят снайперы, водовоза в очках. Но Кузовкин строго шепнул:

- отставить! Можно испортить всё дело. Пусть немцы не подозревают, что дорога, по которой ездит водовоз, просматривается и простреливается нами.

Прошло еще несколько дней, и командиру полка Булахову доложили: немцы привезли бочку, а на облучке снова сидит, сутулясь и ёрзая, рыжебородый водовоз.

Булахов, услышав донесение разведчиков, даже руки потёр от удовольствия, повеселел.

Почему он обрадовался старому знакомому – рыжебородому? Почему Кузовкин не разрешил выстрелить Антосю? Не хотел вспугнуть фашистов раньше времени. Их пушки, миномёты будут уничтожены за несколько минут до штурма.

Казалось бы, пустяковое наблюдение разведчиков – какая лошадь возит бочку, какой водовоз держит вожжи, понукает лошадь – позволило Булахову сделать важный вывод перед будущим штурмом: на позициях против него стоит противник, которого он хорошо знает, чьи укрепления, огневые точки разведаны.

Но не только подполковник Герой Советского Союза Алексей Булахов так дотошно наблюдал за противником.

Так же тщательно вели разведку и в других полках.

 

Погода на завтра

Если светит солнышко, над головой голубое небо и ласково веет тёплый ветерок или если ночью светит луна, а небо – как звёздная карта, мы радостно говорим: «Хорошая погода!»

Ну а на фронте подчас называли хорошей и совсем скверную погоду в том случае, если она помогала выполнить боевой приказ.

Разведчики отправляются ночью через линию фронта на опасную охоту за «языком». Им ни к чему лунная, звёздная безветренная ночь. Под шум дождя и завыванье ветра удобнее незаметно подкрасться к вражеской траншее. Враг не услышит, как сапёры режут колючую проволоку. Пусть метёт снег или льёт дождь как из ведра – это лишь отвлечёт внимание часовых. Шум ветра заглушит шаги, шорохи, лязг затвора, а метель замаскирует «охотников» лучше любого белого халата!

Сапёр, которому приказано заминировать дорогу, тоже будет рад снежной метели: заметёт мины, заодно – его следы.

Лётчик, который должен перелететь ночью через линию фронта в тыл, к партизанам, тоже будет доволен пасмурной погодой: в низких тучах легче спрятаться от вражеских зениток. Лишь бы обнаружить сигнальные костры на партизанском аэродроме.

А лётчикам, которые готовились к штурму Кёнигсберга, была очень нужна хорошая видимость: только тогда они смогут в полную силу помочь пехотинцам, танкистам, артиллеристам в часы штурма.

В распоряжение маршала А. М. Василевского слетелись без малого две с половиной тысячи боевых самолётов!

Но подвела погода: дожди, туман, нулевая видимость.

4 апреля наша авиация еще бездействовала. Маршал И. Х. Баграмян вспоминает, как был приглашён на совет маршал А. А. Новиков. «Когда тот быстрыми шагами вошёл в комнату, на ходу приглаживая волосы, Василевский неторопливо спросил:

- Поднимите завтра авиацию в воздух?

Главный маршал авиации развёл руками:

- Ручаться не могу, погодой не командую.

Утром 5 апреля продолжал моросить дождь, видимость прескверная, горизонта за туманом не видно. К вечеру дождь кончился, но небо закрывали плотные облака. А ведь на завтра назначен штурм!

6 апреля за плотной дымкой утреннего тумана очертания Кёнигсберга едва-едва вырисовывались. Над городом низко висели сизые тучи. Но земля уже дрожала от гула орудий, пошли в атаку штурмовые отряды и танки. Ломая сопротивление врага, наши войска прорвали первый оборонительный пояс Кёнигсберга.

 

Когда в небе тесно

Наконец утром 7 апреля яркое солнце озарило задымлённый город.

К артиллерийскому грому добавился несмолкающий рёв авиамоторов. Юркие истребители, бомбардировщики – в небе стало тесно от самолётов.

Будто какой-то мудрый всевидящий регулировщик умело и уверенно управлял с земли эскадрильями. Самолёты строго соблюдали правила воздушного движения.

После истребителей в воздух поднялись штурмовики. Чтобы огонь их пушек и пулемётов был метким, на самом переднем крае, где-то в окопах, в траншеях рядом с пехотинцами сидели авианаводчики с рациями. Они по рации подсказывали штурмовикам, куда направить огонь.

Затем взлетели бомбардировщики.

Три мощных бомбовых удара по укреплениям, по позициям врага можно было сравнить с тремя толчками страшного землетрясения.

В полдень полетели к Кёнигсбергу самые тяжёлые бомбардировщики.

Их слитный гул заглушил грохот артиллерии, хотя пушки стреляли без устали.

Над городом поднялся густой столб чёрного дыма и пыли, высотой в полтора километра. В дымном, пыльном небе висело по-вечернему рыжее солнце. Иной раз даже казалось, что сейчас не день, и даже не вечер, а ночь. Мутный диск в небе больше походил на луну.

 

Антось

Перед штурмом Кёнигсберга Антось уже считал себя опытным разведчиком.

Лишь полтора месяца назад Антось, шестнадцатилетний парнишка, надел красноармейскую форму. Фашисты насильно увезли его из родной Смоленщины и пригнали в «неметчину». В группе таких же несчастных подростков он оказался за колючей проволокой. Их рабочий барак находился на немецком авиазаводе.

Вместе с другими подростками Антось убирал возле станков и увозил на тележке стружку, подметал пол, подносил к станкам детали.

Когда немцы, уже под обстрелом, угоняли пленных подальше в тыл, Антосю удалось остаться. Как только наши разведчики дошли до ворот опустевшего завода, им навстречу выбежал Антось. Ночью он прятался в канализационном люке под круглой железной крышкой.

Там он и дождался своих освободителей, показал им, как безопасно и незаметно проникнуть на авиазавод.

Он слёзно попросился к разведчикам. Оказалось, старший в их команде, Иван Иванович Кузовкин – тоже со Смоленщины, земляк Антося. То-то Кузовкин сразу признал родной говорок!

- А лет тебе сколько? – спросил Кузовкин.

- Скоро семнадцать стукнет, - сказал Антось неуверенно.

- И долго в неволе маялся?

- Три года без месяца.

- Однако! – Кузовкин покачал головой, потеребил сивые усы и с сочувственным любопытством поглядел на Антося. – Я тоже когда-то в Красную Армию просился, в эскадрон, а не взяли. «Маловат ты, Кузовкин, - сказал мне командир эскадрона. – Ты и на коня не влезешь, а подсаживать тебя некому. Так что, погоди годика два…»

- Мне ждать нельзя, - решительно сказал Антось. – Хочу посчитаться с Гитлером, пока война не кончилась.

В тот же день Кузовкин доложил лейтенанту о просьбе парнишки и при этом горячо просьбу поддержал.

- Вручить оружие несовершеннолетнему? – усомнился лейтенант.

- У него оружие есть, - пояснил Кузовкин.

У Антося трофейный автомат, на поясе трофейная граната, на голове трофейная каска. Правда, она великовата, падает на глаза, её не могут удержать и оттопыренные уши Антося.

Парнишка принял воинскую присягу и стал настоящим солдатом.

Старшина роты, как сумел, подогнал ему солдатскую гимнастёрку самого малого размера, достал шинель-недомерок. Обмундирование сидело на Антосе нескладно, мешковато – плечи у него худенькие, шея тонкая, ростом не вышел.

Но на пешем марше, при перебежках под огнём, он от взрослых не отставал. Стрелял метко, был ловок, наблюдателен и неутомим.

В бою Антось держался поближе к Ивану Ивановичу, а на привале они вспоминали о мирном житье-бытье на родной Смоленщине. Антось долго ещё выглядел измождённым. Кузовкин всё приговаривал: «Обхарчиться тебе нужно», - и как мог подкармливал.

За два дня до штурма форта, названного именем какого-то прусского короля, Антось подполз ко рву, наполненному чёрной водой. Сапёры припасли лесенки, по ним можно вскарабкаться на отвесные стены, заготовили мостки, по которым пехотинцы должны перейти через глубокий ров, окружающий форт. Антось дождался, когда фашисты пустят ракеты, и при их свете проверили ширину рва – четыре с половиной метра. А мостки оказались на метр короче. Благодаря Антосю, сапёры ошибку исправили – мостки удлинили.

Во время штурма Антось не отставал от Кузовкина и разведчика Таманцева. Таманцев из матросов, во взводе его называли «морской душой»: он никогда не снимал вылинявшей тельняшки.

Втроём они разрядили несколько немецких мин нового, или, как говорил Кузовкин, «модного» образца: бутылки наполнены жидкой взрывчаткой белого цвета, похожей на кефир.

Антось ловко забросил гранату-«лимонку» в амбразуру, откуда стреляли немецкие пулемётчики. Вместе с Кузовкиным и Таманцевым одним из первых проник в форт через пролом в воротах.

После короткого боя во дворе они ворвались в полутёмный каземат, похожий на круглый бетонированный колодец.

Антось с любопытсктвом огляделся. Вот это убежище! Над головой толстые своды, а над ними, он знает, растут многолетние деревья. Антось не разобрал: липы или тополя – весна запоздала.
Стены в каземате метровой толщины, это видно по амбразурам, где установлены пулемёты.

Тут жили немецкие солдаты. На цепях подвешены в два этажа койки с пружинными матрацами. Стол, печка, электрическая лампа. Разве сравнишь с нарами в три яруса, скупо покрытыми соломой, в лагерном бараке Антося?

Налево массивная дверь, обитая броневыми листами, внизу, в двери над самым полом, - поддувало для вентиляции.

Таманцев лёг на пол, заглянул туда и присвистнул: за стенкой склад боеприпасов, да ещё какой!
Гранаты с длинными деревянными ручками. Противотанковые мины. Снаряды. Ящики со взрывчаткой. А на полу чёрный шнур. Шнур показался подозрительным. Похоже, фашисты заминировали свой арсенал, и стоит где-то натянуть или поджечь этот шнур – всё взлетит на воздух.

Таманцев повёл могучими плечами: разве ему протиснуться в такой лаз? Только голову сможет всунуть. А проникнуть в этот склад нужно во что бы то ни стало!

- Ну-ка, я попробую! – Кузовкин нервно потеребил усы. Он был помельче Таманцева, и плечи у него поуже.

Ему удалось просунуть в поддувало голову и руки. Изрядно намяв плечи, протиснул и их. Но дальше, как ни старался, пролезть не смог.

Худенький Антось просительно посмотрел на Кузовкина – теперь его очередь. Кузовкин не очень-то охотно кивнул. Антось, торопясь, пока Кузовкин не передумал, снял шинелишку, лёг на бетонный пол, просунул в поддувало голову и, как-то неожиданно для разведчиков, проскользнул в склад.

Он крикнул оттуда, что шнур тянется из бойницы-окна к мине – она заложена между ящиками со взрывчаткой.

Кузовкин молча просунул в поддувало свой кинжал. Антось осторожно перерезал бикфордов шнур, и шнур безжизненно повис.

- Всё в порядке! – доложил Антось, вернувшись.

Он нервно поводил плечами, был бледен, и руки его слегка дрожали.

Антось предотвратил взрыв такой силы, от которого погибла бы вся их штурмовая группа.
Когда трое разведчиков вышли из казармы во двор, они увидели: над фортом развевается красный флаг.

 

На тот берег

Путь наступающим преградила река Прегель. Она двумя рукавами пересекает город с востока на запад.

Нужно форсировать эту водную преграду. Форсировать – значит, переправиться на другой берег под огнём, когда противник всеми силами старается не допустить переправы.

Мины и снаряды взрывали поверхность реки. Тут и там из воды вздымались и опадали мутно-зелёные фонтаны и фонтанчики, рождённые осколками и пулями.

Едва рассвело, шестеро гвардейцев подползли к мосту через реку Прегель. Двухэтажный мост фашисты успели подорвать, но пешеходная часть его сохранилась. Как воспользоваться мостом, который находится под непрерывным огнём? Наши артиллеристы открыли сильный огонь, отогнали немцев от моста, заставили фашистов укрыться на берегу, в развалинах ближайших домов. Смельчак Лазарев решил воспользоваться замешательством у противника.

- Быстрее товарищи! – крикнул Лазарев. – Успеем пробежать через мост.

Он бросился вперёд, а следом за ним к мосту рванулись пять гвардейцев: Ткаченко, Шиндрат, Горобец, Шайдерявский, Векшин.

Шестеро отважных достигли набережной и залегли за руинами ближних домов возле моста. Завязался горячий бой. Герои отвлекли огонь фашистов на себя и этим помогли товарищам совершить бросок через реку.

Даже отличному пловцу не переплыть реку, тем более студёную, если на ногах сапоги, на голове каска, на поясе гранаты и запасной диск с патронами, а в руках автомат.

Младшему сержанту Петру Селиверстову повезло: нашёл рыбачью лодку, кем-то припрятанную. Ни вёсел в лодке, ни уключин. Хорошо, хоть нашлась верёвка.

Он спустил лодку на воду, сложил туда оружие, сапоги. В лодку сели три солдата, а сам Селиверстов, разутый, намотал на руку верёвку и медленно поплыл, таща лодку на буксире. Маленький десант благополучно высадился на берегу. Гвардейцы переправлялись на подручных средствах – кто как приспособился. Мобилизовали всё, что может держаться на воде.

Пустая бочка. Несколько брёвен, скрученных телефонным проводом. Кто-то приволок оконную раму и плыл, втиснув плечи в форточку. Несколько снарядных ящиков связали солдатскими ремнями, вожжами, обмотками. Автомобильные камеры, как спасательные круги. Двое плыли, держась за плащ-палатку, - набили её сеном, туго перевязали, получилось что-то вроде плотика...

Когда наши доплыли до северного берега, они увидели своих товарищей. Все шестеро были убиты. В дисках их автоматов не осталось патронов, гранаты все израсходованы. А вокруг лежали мёртвые фашисты, их было не менее пятидесяти.

В кармане у Лазарева нашли записку, написанную в предсмертную минуту: «Здесь дрались гвардейцы и погибли за Родину, за братьев, сестёр и отцов. Дрались, но не сдались врагу…»
Солнце отражалось в полноводной по-весеннему реке, как в зеркале. Мины и снаряды разбивали это зеркало на множество кусков, а зеркало тут же становилось целым…

 

Навстречу друг другу

Штурм усиливался, заговорили на разные голоса тысячи наших пушек, миномётов и «катюш».

Стёкла в доме, с чердака которого вёл наблюдение командир полка Булахов, вылетели. Оконные рамы и двери сорвало взрывной волной. Кирпичная труба на соседней крыше осела набок.

Кёнигсберг исчез за дымом, кирпичной пылью. Над городом повисла чёрно-багровая туча. Пыль оседала на лицах, противно скрипела на зубах. Шинели и каски, ушанки, фуражки были присыпаны красным, как одежда каменщиков.

Потом орудийный грохот внезапно стих.

Всем показалось, что они оглохли: такой непривычной стала тишина.

Улицы после обстрела и бомбёжки стали похожи на узкие ущелья. Танки, самоходные орудия, пушки с трудом пробирались по этим ущельям.

Апрельский ветер дул в сторону Королевского замка, к центру города-крепости. Ветер выдувал пепел и золу с пожарищ, нёс к Королевскому замку запах гари.

Флюгер на крыше уцелевшего старинного дома добросовестно указывал направление ветра. Маленький бронзовый всадник-флюгер как бы стремился сорваться со шпиля и ускакать с попутным ветром в дымное небо.

Схватки с врагом происходили на улицах, во дворах, на лестничных клетках и даже на крышах.
На пути полка Булахова оказалась церковь. Фашисты затащили на колокольню пулемёты и простреливали прилегающие улицы. Четыре точных выстрела наших артиллеристов – и пулемёты замолчали.

Легко заблудиться в каменной тесноте огромного незнакомого города. Чтобы улучшить обзор, знать, что делается в соседних домах, кварталах, Булахов перенёс свой командный пункт повыше.

С крыши швейной фабрики виднелись белые флаги; они торчали из окон или свешивались с балконов.

Полки Галицкого и Белобородова пробивались сквозь город навстречу друг другу. С каждым часом сокращалось расстояние между ними.

После Великой Отечественной войны в Калининграде на здании кинотеатра «Победа» установили мемориальную доску с надписью: «В этом районе города 8 апреля 1945 года войска генерал-полковника Галицкого К. Н., наступавшие с юга, соединились с войсками генерал-лейтенанта Белобородова А. П., наступавшими с запада, и завершили окружение Кёнигсбергской группировки немецких войск».

О чём говорят камни

Штурм Королевского замка начался в полдень 9 апреля. Это был удар в самое сердце врага.
Стены замка так высоки, что лучи солнца проникают во двор только в полдень, когда солнце в зените.

Первыми в замок ворвались роты 169-го полка. Бросая дымовые шашки и прячась за дымом, гвардейцы подполковника Иванникова проникли в замок через проломы в стенах невиданной толщины.

Только к вечеру с натужным скрипом открылись ворота, окованные железом.

Наверное, многие ребята слышали или читали об Александре Невском, о Ледовом побоище на Чудском озере с немецкими «псами-рыцарями». Эти рыцари отправлялись в военные походы на Русь именно отсюда, из этого затемнённого двора, выстланного каменными плитами.

В одной из башен Королевского замка находился городской «кунстмузеум» - Музей искусств. В грудах битого камня валялись древние мечи и кольчуги, они смешались с миноискателями, пулемётными лентами и гранатами: так встретилось оружие разных веков.

 

Бегемот, верблюд и пони

В дни осады города фашисты перестреляли в местном зоопарке много зверей: пострадали и два слона. Некоторые звери погибли во время бомбёжки. Из разрушенных вольер сбежали в город несколько хищников, уползли из террариума змеи, улетели из сломанных клеток орлы.

А вот бегемот уцелел. Он лежал почти не шевелясь в бетонном бассейне. Без тёплой воды он мёрз на апрельском ветру и, по-видимому, серьёзно простудился. К тому же, по словам служителя, бегемота тринадцать дней не кормили.

К больному бегемоту вызвали лучших армейских ветеринаров. Они лечили лошадей, а такого пациента, как бегемот, им лечить не приходилось. Решили подогреть воду в бассейне, а в пойло подлить разбавленный спирт. Затем составили меню и стали кормить бегемота по расписанию.

Первыми посетителями зоопарка оказались разведчики Ивана Ивановича Кузовкина, а среди них и Антось – он прослышал про больного бегемота, припас для него полбуханки хлеба и девять кусочков сахара-рафинада. Антось огорчился, что подарок так и остался лежать в карманах шинели: угощать бегемота строго запретили.

Среди зверей в зоопарке был и чёрный пони с пушистой гривой и таким же пушистым хвостом. Ему-то и скормил Антось провиант, припасённый для бегемота. На следующий день ездовые пригрели симпатичного пони и с разрешения начальства взяли себе в артиллерийский обоз.

Спустя несколько дней пони встретился на южной окраине Кёнигсберга с верблюдом. Верблюд с гордым и независимым видом тащил обозную повозку. Многие не раз встречали верблюда на фронтовых дорогах и знали его историю. Верблюда отбили у немцев, когда полк воевал под Сталинградом. Верблюд прижился в обозе и дошёл своим горделивым, неторопливым шагом до Балтики.

Случайная встреча на фронтовой дороге верблюда и чёрного пони вызвала оживление.

- Там, в Кёнигсберге, ещё бегемот проживает, - сказал ездовой Павленко, понизив голос, будто разглашал военную тайну.

- Как же он от бомбёжки спасся?

- Да его ни один осколок не берёт, - с упоением сочинял Павленко. – У него кожа покрепче всякой брони…

Батарейный обоз, а с ним верблюд и чёрный пони с пушистой гривой и таким же пушистым хвостом, жался к краю узкого шоссе, пропуская вперёд колонну танков…

 

С белым флагом

Чтобы избежать лишних жертв, командующий 3-им Белорусским фронтом маршал Василевский обратился к окружённому немецкому гарнизону с предложением сложить оружие. Всем пленным генералам, офицерам и солдатам будет сохранена жизнь. раненым и больным окажут врачебную помощь. После войны все пленные вернуться на родину. Однако фашистское командование оставило без ответа гуманный призыв. Наши войска продолжали штурм.

Вдруг на наших позициях появились немецкие офицеры с белым флагом. Того, кто приходит к противнику с белым флагом, называют парламентёром. Белый флаг служит пропуском и защитой, гарантирует неприкосновенность. Во всех армиях мира считается подлым, низким поступком – убить парламентёра.

И вот в штаб крепости отправились с немцами трое наших офицеров: П. Г. Яновский, В. М. Шпитальник и А. Е. Федорко.

У площади Фридриха-Вильгельма произошло смешное недоразумение. Часовой окликнул идущих и потребовал сказать пароль, но тут увидел советского офицера, шагавшего впереди, и, не поняв в чём дело, растерянно поднял руки.

В 21 час 30 минут представители нашего командования вручили коменданту крепости письменный ультиматум. Маршал Василевский потребовал от немцев немедленно сдаться в плен.

Комендант крепости сперва колебался, а затем приказал своим войскам прекратить огонь.

В эту минуту разрушенный Кёнигсберг услышал последние выстрелы.

На рассвете потянулись первые колонны пленных. Они брели мимо изувеченных домов. Мимо памятников прусским королям и фельдмаршалам.

Полк Булахова весь день принимал, конвоировал и отправлял в тыл пленных. В Кёнигсберге сдались в плен 92 тысячи гитлеровцев.

 

Под вечной охраной гранита

В ночь на 10 апреля 1945 года столица нашей Родины Москва салютовала героям штурма Кёнигсберга.

Более двухсот участников штурма города-крепости удостоены звания Героя Советского Союза, более семисот пятидесяти тысяч воинов награждены медалью «За взятие Кёнигсберга», около ста дивизий, полков получили наименование Кёнигсбергских.

Мы никогда не забудем подвигов наших воинов.

На братской могиле в Калининграде, где лежат герои под вечной охраной гранита, воздвигнут обелиск, и на нём высечены слова: «Ваше мужество было беспримерным. Ваша воля была непреклонной. Ваша слава бессмертна».

 

ПИСАТЕЛИ. АЛФАВИТНЫЙ КАТАЛОГ.

ХУДОЖНИКИ-ИЛЛЮСТРАТОРЫ. АЛФАВИТНЫЙ КАТАЛОГ.

 

СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: